Вот что рассказывает о встречах с блаженным Сергием протоиерей Фёдор Сапунов:
"9 февраля 1984 года (в день памяти арх. Леонтия) я должен был начать служение священником в Архангельском храме села Михайловское Ивановской области. Так получилось, что служить пришлось в Преображенском соборе г. Иванова. На приход мне пришлось приехать позже: на память трех святителей. Через некоторое время, алтарник храма раб Божий Василий, лет 40, начал мне говорить, что в Иванове живёт Христа ради юродивый. Василий был немного восторженного духа, и поэтому его словам не всегда хотелось верить. Однажды он сказал ещё и то, что якобы этот юродивый предсказал, что в Михайловском храме будет служить высокий молодой священник и что этот священник за ним (блаженным Серёжей) приедет и привезёт его в Архангельский храм. И этому не хотелось верить. Я отнекивался, говоря, что это, наверное, будет не со мной…
Однажды, меня вызвали в Ивановскую епархию (или я просто поехал по каким-то делам), и я взял с собою Василия. Путь от храма длиной в три километра до главной дороги. И опять Василий мне начал говорить про юродивого. «А не поехать ли, батюшка, к нему - в Иваново?» Но у меня были дела, и я на это отвечал категорично: «Нет». До Иваново мы с прихода всегда добирались на попутных машинах. Это были замечательные годы, когда любая машина откликалась на взмах руки, и никогда не было проблем для путешествий. Можно было даже довольно дёшево объехать всю страну «автостопом». Но в этот раз мы стояли долго… Минут сорок или даже, боюсь соврать, полтора часа. Это было странно. Проезжавших машин было много, но никто, почему-то, не хотел останавливаться. Тут-то Василий опять, воспользовавшись случаем: «Вот-вот, батюшка, юродивый так и говорил, что когда Вы поедете за ним, то дооолго будете стоять на обочине!» Это меня и раздражало, и в то же время заставляло мотать на ус.

Когда мы приехали в Ивановскую епархию, то оказалось, что никаких дел таму меня нет. Зря приехал. И тогда, вздохнув, сказал Василию: «Ну, ладно! Поехали к твоему юродивому». Вася правда и в этой ситуации меня опередил, подтолкнув к этому решению.
Поехали мы на троллейбусе в район, который я сейчас не помню. Выходя из транспорта, мы попали под дождь. И направляясь к дому блаженного, я вдруг увидел странные следы, которые были отпечатаны на мокрой глине, впереди нас. Левая нога ступала прямо, а правая на 45 градусов вправо. И кажется (не помню) это были следы босого человека. Я пошутил и сказал: «Вась, это наверное твой юродивый!».
Он шутя согласился и вдруг впереди мы увидели фигуру, странно двигающуюся. Это был какой-то дед, крепкого сложения, идущий впереди и как-то странно подпрыгивающий. Как будто одна рука чуть поднималась вверх при движении. Вася сказал: «Да! это он».
За десять или за двадцать метров он вдруг неожиданно повернулся и когда мы приблизились он обезоружил меня любовной фразой «Ты приехал?!...», и потом: «а где машина твоя?!».
Я сразу принял блаженного в свое сердце и, не рассуждая более ни о чем, сказал, что я сейчас машину пригоню (то есть такси). Мне сразу вспомнились все рассказы алтарника Василия о том, что этот молодой батюшка, который начнет служить в Михайловском, приедет за блаженным на такси (!!!) и увезет его на приход. «Только ты мою хожалку уговори!!!» - сказал блаженный. Я понесся искать такси и быстро вернулся к дому юродивого на такси. Вошел в дом и начал уговаривать Клавдию, так звали женщину, которая «ухаживала» за блаженным Сережей. Но это ухаживание, как потом было видно было для нее и хорошим доходом. Так как блаженный ходил в собор и оттуда приносил деньги, которые ему многие люди давали на молитву, зная, что Сергей – юродивый.

Как ни странно я Клавдии понравился, и она отпустила нас вместе с блаженным Сережей.
Мы поехали на приход. Блаженный Сережа, что-то бормотал, но понять это было совершенно невозможно.
Подъехать к дому было невозможно и мы, около речки, пошли пешком храм наш стоял на другой стороне речки и через речку был натянут подвесной мост. Подходя к нему Сережа вдруг начал громко делать возгласы о том, что он боится переходить по мосту. Я искренне думал, что дедушке страшно, взял крепко его за руку, а справой стороны Василий. И мы вступили на мост. Сережа стал делать боязливые шаги и движения и при грузной и крепкой фигуре нам стало тяжело его удерживать. Мост стал качаться. Река внизу хоть и не глубокая, и не широкая, зато в это время года (не помню) была холодная и оказаться там было бы не очень… Тем более лететь с двухметровой высоты. А для меня в какой-то момент, где-то на середине реки, в момент наибольшего раскачивания моста, стала большой реальностью. Тем более, что перил с моей стороны не было у моста. Вася то был в лучшем положении! И вдруг я слышу (это невероятно) отчетливые и ясные слова блаженного: «Надо всех любить-то!!!».
Я повернулся на секунду к блаженному, очень пораженный услышанным, и даже уже не помню, как мы оказались на другом берегу. Я был под впечатлением слов. Потом я сказал, что моя матушка ждет нас и что: «пойдем в наш дом».
Но Сережа сказал: «Не….», и двинулся вперед один. Вася сказал: «Батюшка не троньте его. Он знает куда идет».

Мне потом рассказывали, что юродивый не раз приезжал сюда к архимандриту Леонтию и архимандрит любил блаженного. Но сейчас тело архимандрита было уже в могиле. И я был в недоумении о том, куда идет блаженный. К еще большему моему недоумению Сережа шел прямиком к дому прихожанки Надежды, о которой все прихожане говорили, что она колдунья. Я не слишком верил в это. Видел только, что Надежда на литургии на «Символе Веры» спала сладким сном на сиденье под клиросом (и не только она, но и другие старушки, так как богослужение у нас начиналось в воскресенье с утра с вечерни, потом утреня и потом уже литургия. Служили «всё, по уставу». Говорили, что так было заведено при арх. Леонтии.)…. Но кто знает ?! а вдруг и правда колдунья. Надо бы быть осторожней с ней, да и с другими «колдуньями», о которых мне говорили тайно мои прихожане. Но Надежда была главная из всех. И с ней надо быть наиболее «осторожным». Я так и делал. На всякий случай. Но каково было мое удивление, когда Сережа шел именно к ней и меня завел туда же! Я был еще удивлен и тем, как мог Сережа знать местоположение её дома?!
Я вошел. Сережа, вдруг вышел. Я присел на лавку ничего не понимая. Надежда, тоже растерявшись, молча стояла и потом присела напротив. Так и молчали после короткого приветствия. И вдруг в дом, через некоторое время входит Сережа, вводя за руку прихожанку, которая мне тайно сообщала, что Надежда – колдунья…
Опять Сережа ушел, и опять по очереди собрал в доме всех тех, которые говорили о колдовстве Надежды, человек пять. Потом он наклонил голову Надежды на стол. Взял руку одной прихожанки, потом другой, потом третьей, и стал делать лесенку из рук, положенных на голове Надежды. В заключение он схематично дал мне знак, чтобы я иерейским благословением сверху этой горки из рук, начал крестить это все, как я делаю это на исповеди, когда говорю разрешительную молитву. Чтобы отпустил им грехи!

Потом мы пошли наконец к моей матушке в дом. Войдя к нам Сережа начал ходить по углам дома и топать ногами. Я удивленно посмотрел на Василия. Вася, удивительное дело, как будто Аарон при Моисее сделался в этот день удивительным рупором и толкователем всех слов и действий блаженного. Вася сказал: «батюшка, это он вам, наверное мышей выгоняет». Удивительно, но блаженный топал ногами именно в тех углах, где мы и битым стеклом и цинковым железом пытались спасаться от крыс и мышей, забивая дырки и кладя туда всякую отраву. Но это было бесполезно… Когда Сережа уехал, мышей и нас в доме не стало!...
Мы приезжали к нему домой раза четыре, и он приезжал к нам раза три.
Сидим у него в доме в Иванове. Он берет домино из пластмассовой коробочки, высыпает на стол, и начинает потом опять все складывать в коробочку. И так несколько раз. Мы наблюдаем это с моей матушкой. Несколько раз во время этого процесса он поворачивается ко мне и глядя мне в глаза говорит: «ТЫ меня любишь?» Ждет внимательно ответа. Глаза у Сергея Палыча (так его называли в городе) источают необыкновенную любовь. У этих глаз можно бесконечно отдыхать как у теплого камина. Я говорю: «Люблю Сергей Палыч!» - «И я тебя люблю!»- отвечает он.
И так несколько раз. И еше вопрос: «Ты ко мне приедешь?!», и всякий раз одобрительно кивает головой после моего ответа.
Слова о любви, в этот момент, самые главные. Время останавливается и всё становится второстепенным. В остальное время он что-то бормочет, но понять трудно.

Большой лохматый, красивый кот с любовью прыгает на колени к блаженному. Сережа внимательно бросает взгляды на меня, и кажется проверяя меня, начинает крутить голову коту, чуть ли не но сто восемьдесят градусов. Он визжит, соскакивает с колен, но тут же желает опять забраться на колени к юродивому, так как не возможно и животному быть долго без любви, источаемой святостью блаженного. Глаза Сергея Палыча как будто маленькие окошки вечной Божией любви. В них трудно смотреть, если чувствуешь за собой груз мелких грехов, сокрытых и ведомых только Богу. Глаза блаженного, как моя собственная совесть, как бы говорят: «Не стыдно тебе?!», обличают, но в то же время и бесконечно любят тебя.
Однажды, на приходе мы пригласили его в баню, и решили чуть-чуть подстричь (кажется, об этом просила его Клавдия-хожалка). Мой друг взял старый парикмахерский прибор и хотел приступить к делу с соглашения блаженного, но он вдруг перехватил прибор, и начал сам себя стричь! В результате: половину головы он оставил с волосами, а вторую полностью состриг. Левая часть - с волосами, правая - без них. И сказал:» Вот так»… и побежал прихрамывая по деревне…
Одевался он, как и подобает блаженным, как получится. Рубаха на выпуск, брюки воздушные – простые, с рваными дырками.
Как-то мы сели за общий стол. Посередине котел со щами. Серёжа нагнулся прямо над котелком и деревянной ложкой стал черпать в уста. Щи текли по его усам и бороде и возвращались в котелок. Он дал мне ложку и предложил тоже, из одного котелка покушать… Трудное испытание для городского человека…
Юродивый, по теории, осмеивает наши «идолы», к которым мы привыкаем: красивую одежду, хорошие манеры при еде, внешний вид и причёска, наш умный ум и т. п., но осмеивая всё это, одновременно и показывает всем, что нужно главное. А главное это – любовь, которую источалась от этого святого человека. Кто-то говорил (и я видел его старую фотографию), что подвиг юродства он нёс около 40 лет!

Однажды я соблазнился, увидев на спинке дивана множество журналов и газет. Клавдия сказала, что он их смотрит и читает. Когда Серёжа ушёл за чем-то в другую комнату, я от нечего делать взял несколько газет и журналов, открыл их и… был потрясён: между всеми страницами были проложены фотографии детей. Вот как он, оказывается, «читал» газеты… Войдя в комнату, Сергей Палыч посмотрел на меня таким совестливым (но все-таки любовным) взглядом, что я готов был провалиться от стыда, что залез в его удивительную тайну.
Как-то раз, воодушевившись, что к нам приехал блаженный и (не без гордости) решил продемонстрировать перед ним, какую замечательную проповедь я провожу здесь на приходе… Исповедь, как говорил старец Тихон Агриков «должна быть как проповедь, а проповедь как исповедь». И я начал свою проповедь. Сергей Палыч тут как тут: встал среди грешников. После нескольких моих слов, Сергей Палыч вдруг громко воскликнул: «Грешен, батюшка!» Все мои слова вылетели из головы, я онемел и не мог ничего вспомнить. Чуть придя в себя, я начал вторую попытку. «Грешен, батюшка!» - опять воскликнул Серёжа, и я опять ничего не смог сказать. Это был урок смирения для меня. Но и вразумление от блаженного о том, что в тот день и не надо было ничего говорить, так как те люди, которые пришли в тот день на исповедь и не ждали и не хотели моих поучений.

Обстановка на приходе была напряженной. 1984 год. Власть уполномоченных и старост, которые командовали священниками. Я был «седьмой», которого староста и его команда из старушек выжили меня из храма. Началось с того, что я доложил Владыке о том, что служба у нас в Воскресенье с утра начинается с Вечерни, потом Утреня и только потом – Литургия. Причем, потратив все свои силы на «самое главное» (как они говорили) – Вечерню, они на Литургии, на «Символе Веры», просто спали, храпя на скамейках. Владыка был возмущен и потребовал вернуть все на свои места: «Вечерню и Утреню служить накануне Воскресного дня» - так звучал указ на бумаге от Владыки. Староста на это сказал: «Нам Владыка не указ – нам райисполком указ! И мы будем служить так, как это принято у нас!» Я сказал, что Вы как хотите, а мне надо исполнять благословение. Староста взял ключи домой, и в результате «Введение во храм Пресвятой Богородицы» мы служили накануне вечером у закрытых дверей храма. На меня написали анонимку. И Владыка благословил только Вечерню вечером, а Утреню – утром. Но и это не прошло, а окончилось ещё одной анонимкой. На что Владыка отругал меня и сказал, что «Вы, батюшка, будоражите приход и разрушаете установленные традиции. Верните все (хочу сказать в «первобытное») состояние. Как раз, в это время блаженный Серёжа «исповедывался» у меня на общей исповеди.
Вася - алтарник рассказывал, что как-то они с Сергей Палычем приехали в Лавру и блаженный стал исповедываться у монаха молодого: «Люблю шелковую рясу, много лежу, монашеского правила не исполняю…» - по сути: называя грехи этого молодого монаха.
Однажды, Сергей Палыч ночевал у нас на приходе, в пристройке около храма. Перед тем как мне уходить на службу, раздался звонок в дверь. Открыл, Сергей Палыч стоит и, зовя меня, говорит: «Пойдем, пойдем». Я иду впереди, он сзади. И вдруг слышу отчетливо произносимые слова (как тогда на мосту через речку): «Надо поговорить с народом-то» Я как раз и собирался говорить проповедь о гадаринском бесноватым и как народ изгнал Христа из своих пределов… Эта тема очень соответствовала моменту моего пребывания на приходе, так как на общем собрании 20-ки, все прихожане проголосовали против меня в спорном вопросе о богослужении и выбрали мнение старосты, который им, перед собранием сказал: «Не проголосуете за меня – выгоню из сторожки». Дело в том, что староста Иван построил дом у храма, где могли ночевать старушки. И эти старушки, испугавшись, что им теперь негде будет ночевать перед службой, опуская глаза, проголосовали против меня. Хотя были «верными» прихожанами. Дом, кстати, сгорел через несколько лет.

Как-то матушка Наталья уговорила Сергея Палыча ночевать у нас и пошутила: «Как хорошо! Сергей Палыч всю ночь молиться будет, а мы спокойно спать». Сергей Палыч блаженно храпел, а матушка всю ночь молилась(не из-за храпа, а по неизвестной причине, что было удивительно) Утром Серёжа в семейных трусах прибежал к постели матушки и улыбаясь своими светлыми глазами, как ребенок, играя, сказал: «Ну что, матушечка, помолилась?!»
Как-то Сергей Палыч приехал к нам на Пасхальной неделе. Настя – певчая и уставщица наша пригласили его пойти на могилку архимандрита Леонтия. Он с радостью пошел. И мы тоже все за ним. Было, кажется, еще две женщины с нами – тоже певчие. У могилки Настя и певчие начали петь «Пасху» - пасхальные стихиры. В их пении слышалось явное тщеславие: «Какие мы молодцы». Я молчал: соучавствовать в таком пении не хотелось… Блаженный Сережа ходил вокруг могилы, и иногда, вдруг останавливался лицом к лицу перед Настей и другими певчими, бросал внимательный (насквозь) взгляд на них. Они в этот момент в замешательстве останавливались. И потом опять начинали петь, когда Сережа отходил от них. Когда мы собрались уходить, Настя сказала: «Сергей Палыч! Как мы сегодня хорошо помолились у могилки о. Леонтия!» «Да-да…» - сказал Серёжа – «помолились… дурака поваляли!» Мы с матушкой еле сдержались, чтоб не рассмеяться.
Как-то с моим другом физиком Ильей, мы были в Иваново, в доме блаженного. Сергей Палыч сказал: «Давай выпьем?!» И начал наливать нам с Ильей рюмку водки. Потом ещё и ещё… Отказываться от предлагаемого блаженным не принято. Мы выпивали. Серёжа чуть-чуть. Когда мы вернулись домой, наши жены напали на нас и говорили: «Что вы там делали в Иванове в такое-то время, что мы валялись тут вдвоем на полу от боли в животе?!!» Наверное, Сергей Палыч отучал нас, таким образом, от пьянства.
Как-то я посетил блаженного в его доме, в Иванове. Он не дал мне сесть, а сразу сказал: «Пойдем». Мы пришли к его соседу. Там он меня посадил напротив хозяина и его жены, а сам стал бродить по дому. Я только спросил хозяина, как его зовут, и хотел было как-то продолжить разговор, как, вдруг, Сережа схватил меня за руку и увел к себе домой. Эта же ситуация повторилась и в следующий приезд, а потом я узнал, что сосед – Сергей – умер. Видимо, Сергей Палыч хотел, чтоб я за него помолился.

Василий рассказывал. что когда они с блаженным были в Лавре Преподобного Сергия, они остановились у ворот. Сергей Палыч поднял рубаху свою и сказал Васе: «Чеши мне спину!». Вася на глазах у проходящего православного народа, начал чесать ему спину. Многие осуждали. Сергей Палыч сказал: «Ну вот. Поосуждали. Теперь пойдем.» А зайдя в храм, где были мощи преподобного Сергия, он спросил: «А кто это там лежит?» Вася сказал: «Преподобный Сергий». «Сергий!» - воскликнул Сережа – «Я Сергий, Я Сергий!»
Однажды, у нас на приходе, Сергей Палыч, обращаясь к моей матушке, сказал: «Будет два трупа. Ты и я». Умер Сергей Палыч на день Святого Духа. Каждый раз, когда приходит этот день, я боюсь. Но лаврский духовник еще тогда сказал: «Нет, матушка Наталья! Ты еще поживешь. О. Федор пока не может без тебя!»
Каждый раз при приезде моей матушки к блаженному, он нежно обнимал её голову и говорил: «Бедная. головушка у нее болит» А у моей жены и правда были большие мигрени.
Когда я приехал в Иваново до рукоположения, я был свидетель такой картины. Какой-то дедушка ходил по храму, подходил к людям, вставал напротив лицом к лицу и говорил: «Дай копеечку!» Ему давали, кто как мог. Одна дама дала дорогую денежную бумажку. Вдруг, дедушка бросил её на пол, плюнул, ступил ногой на деньги и пошел дальше. Мне объяснили, что это был блаженный, с которым я был еще не знаком. кажется, когда меня рукополагали, этот «дедушка» один из первых подошел ко мне на исповедь, но «Слава Богу, ничего не сказал!» (шучу…)
Он любил с нами фотографироваться. Но удивительное дело: на фотографиях он копировал наши лица, хотя сидел к нам спиной. На одной фотографии я сам себя не узнаю. Такую радость, которую я вижу в себе на этой фотографии, я не могу приобрести как «плод духовный» до сих пор. Но в тот момент, когда я рядом сидел с блаженным и фотографировался, у меня в сердце была неописуемая радость. Пасха!"